пятница, 14 марта 2014 г.

Он и мой аппендицит.

   Один из моих самых больших страхов - аппендицит. Я часто себе представляю, как внезапно начинаю сгибаться от боли, а рядом никого нет, телефон не работает и я тихо и нелепо умираю. У меня довольно-таки странное понятие об этой проблеме, поэтому где бы у меня не заболело, я могу всё это скинуть именно на аппендицит.

   Каждый раз, когда рядом со мной пытается появиться мужчина, я представляю себе ситуацию с аппендицитом: вот я начинаю умирать, а каковы же его действия? Если я буду одна, то я либо загнусь, либо, скорей всего, как-то решу ситуацию. Потому что когда рядом нету помощи, то я уже привыкла вполне успешно решать свои проблемы. Но если рядом кто-то есть - как быть? Если я каким-то образом соглашаюсь на отношения любого формата, это означает, что телефон человеку я уже вручила. Иногда, бывает, воспаление уже началось, а он стоит как дебил и не может номер скорой помощи вспомнить, бывает, он уже начинает набирать, но потом вдруг нервничает и дает мне трубку, чтобы объясняла всё я. А бывает, конечно же, что он вдруг заявляет, что аппендицит - не его профиль и просто уходит.

   Хоть это и странно, но один из самых главных тестов, который почти все проходят в моем воображении - это именно тест с аппендицитом. И если уж говорить не просто о товарищах, а именно о партнерах, то пока я не увижу, как он звонит в скорую и ждет меня после операции, всё бессмысленно.

Объятия. Или, что хуже, Обнимашки!

   Мне сложно сказать, когда это действие приобрело неприлично широкого распространения, но факт в том, что все-таки приобрело. В один день, когда ничто не предвещало беды, встретив лучшего друга, мы зачем-то обнялись при приветствии. Не взирая на то, что несколько лет до этого мы никогда так не поступали, обняться показалось нам обоим весьма логичным и уместным, произошло все даже без неловкости, но где-то глубоко внутри меня черный червь удивленно приподнял бровь.

   Не буду, конечно, утверждать, что мне совсем уж чуждо это действие, я люблю обнимать, я люблю, когда меня обнимают, но так уж сложилось, что в основном я люблю, когда это происходит с Моим Мужчиной, а не с какими-то малознакомыми людьми. Или даже друзьями. Сейчас я стала к этому спокойней относится, порой даже сама искренне проявляю инициативу в этом идиотском деле, но года два назад, когда меня кому-то представляли, или я видела человека второй-третий раз в жизни, а он тянул ко мне свои щупальца, земля медленно уходила из-под ног, а мозг советовал рту кашлять и говорить, что у меня туберкулез. Чтобы не обнимали, чтобы даже не думали!

   Дело в том, что приветствия всегда изменялись, но раньше я успевала уловить эти изменения. Я прекрасно помню, как ребята-одноклассники после одних летних каникул в школе вдруг начали здороваться за руку, решив, что они уже достаточно взрослые для этого ритуала (стоит признать, приветствие за руку лично для меня - лучший вариант на все случаи жизни). Я помню, как девочки начали целовать друг друга в щечку, со мной даже хотели проворачивать такие махинации, но как-то я успешно сбежала от этого сакрального маразма. Но объятия, или, как их любят называть непонятые мною люди, обнимашки - странный феномен. В мою жизнь он просто ворвался, не спрашивая, и теперь, как полная идиотка, приходя в компанию приятелей, я должна к каждому подойти и обнять его (чего я обычно не делаю, но вообще давление на меня оказывать очень уж легко).

   Кажется, в "Зеленом театре" Земфира говорила о каждом сантиметре личного пространства, который нужно завоевывать. Как по мне, очень уж прекрасная идея, а то по факту сейчас всё иначе: каждый кто-попало улыбается лживой улыбкой и протягивает ручки, чтобы обнять для галочки.

"Нимфоманка" Меланхолика. Часть2

И когда батут правильно установлен, а пружины правильно натянуты,
 нет ничего проще, чем выполнять эти непредсказуемые сальто-мортале.

   Просмотр второй части фильма "Нимфоманка" вызвал во мне больше личных переживаний, но, что касается самой картины, все только укрепилось. Уйма отсылок к "Антихристу" во второй части выглядят ещё более явными: Будь то планы съёмки, музыкальное сопровождение, или, непосредственно, сами действия.

   Длиннопост, который я написала после просмотра первых двух часов, уже не повторится. Потому что вторая часть сыграла на моих личных воспоминаниях и не более. Когда я выходила из кинотеатра, у меня вертелось всего две мысли: "неужели он снова поимел всех зрителей?" и "я готова искренне радоваться за каждую девушку, не узнавшую себя в главной героине". 

   Женщина не показана исчадием зла, как об этом любят говорить феминистки после просмотра триеровского кино, нет. Она, скорей, существо, которое все пытаются объяснить, навешав уйму ярлыков. Но именно это худший из способов, женщину-то нет смысла объяснять, она проще теоремы Лагранжа и даже проще столика из Икеи. И все проблемы и несуразицы, с которыми сталкивается главная героиня, близки многим из нас. Разница лишь в том, что женщины, которых вы каждый день встречаете на улице, скорее всего, не имеют десяти партнеров за вечер и не просят избить себя до потери сознания, у этих женщин зачастую в жизни происходит то же самое, только в режиме софт-порно, или просто на уровне мыслей.

   Фильм оказался удивительной шкатулкой, в которой можно найти порой ответы, порой - вопросы, красивую картинку, эмоции, а учитывая то, что снят он таким образом, что охватывает огромный пласт аудитории, совет один: смотреть. Только не печальтесь, если в конце фильма вам покажется, что с вами сотворили 3+5 в худшем виде. В киноискусстве это тоже нужно пережить. 

пятница, 7 марта 2014 г.

Как (не) нужно болеть

   Как оказалось, лучше всего болеть - это не болеть. А если болеть, то с мамой. При чем ни в коем случае не болеть с мамой в телефоне, потому что тогда она начинает сокрушаться на тему "как же, как же так, ребенок умирает, а чашку чаю некому подать".

   Когда-то я болела дома и мне всегда приносили йогурты. Поэтому долгое время я их в мирное время вообще не ела, потому что воспринимала исключительно как больничную еду. Йогурты, кстати, нельзя было есть сразу, они должны были долго стоять в комнате, пока не нагреются, потому что мой организм дебил слабенький и может ещё больше заболеть от холодного. Когда болеешь с мамой, кстати, можно строить козни, не есть супчик и искренне страдать от заботы.

   Потом я начала болеть одна. По началу это выглядело весело, потому что из всех термометров, которые у меня были, только один показывал правильную температуру (именно его я благополучно разбила о шкаф), а остальные выше 36.4 не поднимались, в то время как больничные градусники намекали на 38. Болеть в одиночку я привыкла, завела себе всякие лекарства, малиновое варенье и точно как взрослая загоняла сама себя под одеяло. Иногда, правда, выбегала за йогуртом, потому что без них выздороветь невозможно.

   Есть ещё один прекрасный способ боления: когда рядом кто-то есть, и этот кто-то - не мама. В такие периоды можно (нельзя, но очень хочется) всячески капризничать, отказываться от лекарств и бегать по квартире без носочков до тех пор, пока этому кому-то не захочется больную меня переебать лопатой. Те несчастные, наверное, думали, что я ужасна, но на самом деле это я так на приятности нарывалась (нет, не на лопату), на заботу самую заботливую.

    Но хуже всего болеть - это когда ты отвык болеть. Поэтому сейчас я похожа на мешок с картошкой и хочу говорить свои последние мудрые слова, но не могу найти подходящих ушей.

четверг, 6 марта 2014 г.

Сокровища начинающего Гобсека.

   В связи с последними событиями в моей голове сидит только один (на самом деле нет, но этот занимает уйму времени) вопрос: как люди успевают так быстро обживаться? За полгода жизни с Мужчиной в пальто в квартире собралась невероятная куча хлама, которую неплохо бы выбросить, но я продолжаю всё бережно хранить.

   Но масштаб катастрофы больше, если ты живешь в квартире дольше. Кажется, в ебенях №2 я живу чуть более двух лет. В течение этого времени я выбрасывала обувь, одежду, отвозила книги в Херсон и выбрасывала яркую прессу. Сегодня я решила, что пришло время разобрать здесь ВСЁ. Не знаю почему, но, видимо, показалось, что нервы мне больше не нужны. Посреди комнаты теперь стоят два огромных чемодана, три пакета с внезапно найденной летней одеждой и три пакета с мусором. И, конечно же, куча финтифлюшек просто разбросаны по полу.

   Вот смотрю на себя в зеркало и думаю, что я нормальная девочка, а потом смотрю на свои шкафы и понимаю, что дура. Ибо зачем одной мне столько сумок и полосатых вещей непонятно. Не удивлюсь, если однажды попаду в лечебницу, доказывая, что я кенгуру-зебра.

   В определенный момент львовской жизни, кстати, я решила, что книги отныне не буду отвозить домой, ибо это тяжело. Теперь я смотрю на них и понимаю, что переезжать куда-то насовсем мне запрещено, потому что их уйма, а я одна. И откуда они вообще взяться успели - неясно. И, кажется, покетбук на меня тоже непонимающе смотрит.

   Но одна из самых важных загадок - журналы. Их немного, собраны, кажется, за последний год, да и то не от номера к номеру (у меня с прессой особо беспорядочные связи). Я их не перечитываю (разве что один, спасибо LQ за последний номер), но и не выбрасываю, поэтому они просто лежат и собирают пыль. Журналы - это такой же странный элемент квартиры, как и косметика. Почему-то у меня лежит куча кисточек-баночек-тюбиков, которыми я пользуюсь только тогда, когда во мне просыпается либо истеричка, либо просто девочка. Кстати о баночках, когда я уезжала из ебеней, я же оставила многое их множество, и все использованы на треть, но когда я пришла к Мужчине в пальто, я завела новые баночки у него. Там я, конечно, больше ими пользовалась, благо, поводы были, но можно было бы и обойтись. Кстати говоря, журналы у него тоже завелись. Жаль, камина нету.

   А теперь я смотрю на это всё и заранее понимаю, что переезжать куда-то насовсем мне ну никак нельзя. А потом вспоминаю о ещё нескольких шкафах в коридоре и рука сама по себе тянется к зажигалке.

воскресенье, 2 марта 2014 г.

"Нимфоманка" Меланхолика. Часть1

Никто, кроме Ларса фон Триера, 
не может снять триеровский фильм. 

       Суть секса по версии Триера находится в слове «Да».  Суть его фильмов для меня лично находится в этом же слове.  

       На первую часть фильма  «Нимфоманка» я шла во всеоружии: проштудированная биография Триера, пересмотренные фильмы, снятые им в разные периоды, восклицания режиссера о новом продукте, влюбленность в Стеллана и Шарлотту, и, конечно же, мои собственные ожидания. Хотя их, как раз, брать не стоило. 

      Почему я не вижу в этом порно. 


      Потому что порно призвано пробудить хоть какое–то возбуждение. Порой это может сделать даже отвратное порно. Но не Триер. Весь секс, показанный в фильме настолько непривлекателен, что Пятачок, который засовывает лопнувший шарик в горшок, кажется более похотливым. Скорее всего, это мое личное восприятие, которое повторится не у всех, но даже сцены с проникновением я смотрела как пейзажи: Триер просто снимал фон, этим сексом он показывал нам нечто другое, как и в «Антихристе», где сам факт секса не имеет смысла. Кстати говоря, именно с «Антихристом» у меня возникало больше всего ассоциаций: женщины–манипуляторы, одержимость, греховность, выбор двух (идейно) противопоставленных друг другу действующих лиц.

      Почему это масс-маркет.

      Выйдя из кинотеатра, я гордо обозвала этот фильм Зарой кинематографа и долго плевалась, рассказывая о попсовости картины. Триер для меня – это, прежде всего, ожидание. Будь то Бесс крупным планом, или «Идиоты», которые подолгу просто переглядываются друг с другом, или, в конце концов, Клер, бегущая по болотоподобной земле. В этой же картине всё иначе: действие сменяется действием, монологи сопровождаются быстро меняющимся видеорядом . Не исключено, что внутренняя динамика фильма именно этого и требовала, fastsex, все таки. К тому же, претензий ни на какие Канны не было, потому не было и нужды увлекать скучных критиков Вагнером и прочими (кстати говоря, Вагнера Триер променял на Rammstein). К тому же довольно нудным мне показался прием повествования: женщина рассказывает свою историю, а нам показывают иллюстрации к ней? Собеседник выступает скорее слушателем и таким же зрителем как и мы? Да ладно, Ларс! Я ожидала не этого.

     Триер снял кино для широкого круга зрителей, два часа попкорнолюбители усидеть могут. Зритель, который приходит на этот фильм, претенциозен, но не более. То есть он все еще жрет свой попкорн, но и не совсем противится читать субтитры (да, фильм пощадили и дали всем возможность насладится сладким голосом Шарлотты).  По привычке своей, Триер снова смог «обскандалить» свое кино задолго до выхода на экраны, сперва заявив, что это будет порно (порнографическая драма), после –  что к пост-продакшну он отношения не имеет и все эти обрезки – вина (или заслуга) ребят из Центропы. Кроме того, даже самый большой любитель Адама Сендлера, кажется, знал о том, что всего отснятого материала «Нимфоманки» около пяти часов, а нам покажут  лишь два. Эти громкие слова пришли во все головушки псевдоинтеллектуалов, и они как один ринулись смотреть, удивляться и восхищаться. Но уже  на первых минутах фильма реакция зала показали, что люди пришли не туда. После слова «клитор» в зале царит неловкая тишина, после фразы «лиши меня девственности» – неуместные реплики уровня семиклассников. Я бы как–то прокомментировала эту проблему неизученной сексуальности реципиента, но за меня это прекрасно сделала Елена Егерева,написав колонку пять лет назад.

    Почему этот фильм все равно хорош.

      «Триер все еще в деталях» – это то, что я записала в конце фильма. Собственно, идея и детали – то, что в моих глазах спасло картину, потому что поверхностный просмотр (просмотр ради просмотра, просмотр ради эстетики) никакого удовольствия мне не принес бы. Я уже грешила на собеседника, роль которого исполнил Скарсгорд, но на самом деле я врала. Опять–таки: при поверхностном просмотре этого персонажа, он ужасен, но…. Я же шла на фильм во всеоружии: я же помню, как Триер любит передачи на каналах, подобных Discovery. После этого можно было бы сказать, что персонаж Скаргорда – сам режиссер. Но нет, персонажа режиссера я вижу в диалоге между двумя главными героями, я вижу его в умирающем отце Джо, я вижу его в провоцирующей подруге, в каждом мужчине, который признавался в любви и который молчал на пороге. А это означает, режиссер нас не обманул, он снова пропитал весь фильм собою, и тот, кто шел именно "на триера", получили "триера". Кстати говоря, все эти отступления о рыбалке, мне показались прекрасным приемом заполнения тишины. Мы ведь слушаем историю Джо, но она все ещё шокирующая для нас, потому нам нужно обдумать каждую главу, а для этого нам необходимо время, которое любезно представляется теми моментами, когда Джо слушает о способах ловли рыбы и принципах полифонии (нам–то, грязным извращенцам, нужна лишь постельная полифония главной героини).

      Если говорить о стержне этой картины (том стержне, который нашла лично я), то он в том, что каждая женщина – нимфоманка. Конечно, в том трактовании, которое нам дается в фильме. Отчаянная манипуляторша, нашедшая в себе одну силу (а одновременно и слабость) и пользующаяся ею постоянно. Конечно, здесь снова все утрировано, преувеличено и неаккуратно разукрашено, но ведь так легче заметить. Да, редко кто сможет указать на трехзначные списки своих сексуальных партнеров, но также редко кто сможет сказать, что не делал глупостей от отчаяния (пусть даже это будет не секс на больничной койке с незнакомцем), искал и находил в себе грех (или его подобие) и занимался самосъеданием до последней капли, пытался познать как можно больше людей (тут уже не имеет значения, количественно или качественно). Продолжать этот список, думаю, нет смысла. Как и нет смысла утверждать, что если я нашла в себе Джо, то это получится и у вас. Но мне кажется, все именно так.

      Сам режиссер в утверждает: "Ты никогда не получаешь  то, зачем ты пришел, полностью, на сто процентов. Чаще всего тебе приходится довольствоваться шестьюдесятью процентами. Зато иногда ты вдруг находишь что-то, чего не искал." Этот подлец делает всё, чтобы его слова оказывались правдой.